ИСТОРИЯ О РАЗОРЕНИИ СВЯТАГО ГРАДА ИЕРУСАЛИМА.

По проричению Господню, бывшем по Воплощении Господни в лѣто 72.
От Тита, сына Веспасианова.

      Егда точию прия честь кесарского достоинства Веспасиан и бысть утвержден всея вселенныя повелитель, абие во первое лето повелительства своего нача промышляти о оставшейся Иудеи, яже ему нехоте покарятися. И мног совет сотворив о том посылает сына своего Тита со многими силами на разорение преславнаго града Иерусалима. Тит же с воинством от Александрии пойде сухим путем в Никополь градъ, имущий разстояние от Александрии двадесять поприщь. И оттуду в ладии седше славною рекою Нилом пустишася. И тако благопоспешно без всякаго препятия плыша. Достигше же Танина града, с ладий своих снидоша, и начаша стояти в Танине во Ираклии и в Пелусии градехъ на сусе. Почивше же ту два дни Тит с воинством своим, на третий день Пелусийския пределы спешно преидоша, и идоша прилежно прохождающе пустыня, безводныя и непроходимыя места. Егда же дойдеша до Кесарии, стояху ту почивающе. Повеле же Тит во Кесарии собрати вновь воинства многия силы, и со тщанием приуготовлятися на брань.
      Не бысть же сие тайно и иудеом от начала, егда токмо нача Веспасиан помышляти со сыном своим Титом о разорении Иерусалима града и всея Иудеи с ним. Еще во Александрии им сущим, но жестоковыйнии иудеи ниже мало того убояшася; не радяху бо о себе, и вместо, еже бы им приуготовлятися на брань с римляны, междоусобную брань сами между собою воздвигоша. Начальнейшии на равных себе восташа, и простии к ним присовокупляхуся, пособствующе тому, его же любяше кто, и сильнейша мняше быти, и начаша разоряти не точию един другаго имения похищая, но и церковная себе всяк присвоити тщащеся.
      Бог же видя их неправды, и ю же издревле к Себе ненависть и злобу, остави их. Они же нападоша внезапу на Святую церковь, яже всеми народы и самыми неверными языки почитаема бяше по премногу, сию обезчестиша, не токмо друг друга убивающе, но и самых жрецов у олтаря Божия жертвы по обычаю приносящих избиша. И тако Храм Божий оскверниша и разграбиша украшения его. Кто не удивился бы таково им содевающим ко брани приуготовление на римлянов; и от того часа быша непрестанно в бранех. Днем и нощию ниже мало почивающе, вопль, рыдание слезы, озлобление и разорения самих небес достигаху. Мнози от зельнаго плача и вопля изнемогаху, и быша изумленни, и множайшее число людей от скорби, сетования, плача и печали изомроша, неже от оружия и тако биющеся на долзе, сожгоша житницы, яже быша наполнены хлеба и всяких угодей, ими же долгое время могли бы все насыщатися.
      И потом, нача быти гладъ во Иерусалиме, ово яко пожгоша уготованныя себе хлебы, ово яко не смеяше ни кто во градъ внести продаяти пищу, толь зельную слышаще во граде брань сущую, и быша вси единодушно ожидающе с радостию римлян, нечающе иного конца междоусобной брани, от противных помощи возжелеша, еже быть всем даже и до сего дне дивитися. Ожесточишася же ратующии паче Фараона, ибо видевше исполнен градъ трупов, яко ниже прохода бяше по стогнам Иерусалимским, ископавающе рвы велия, мертвых вметаху, и оным пригнетающе, большую ненависть друг на друга обновляюще убивахуся на трупех стояще. Бысть же во Иерусалиме при храме Божия изрядных древес множество, их же некий Агриппа царь по усердию своему, еже к Богу и к Дому Его Святому изготови иждевением своим многими трудами от Ливанских гор привезе, хотяще бо высоты храму двадесять лактей приусугубити, но не успе сие сотворити нашедшия ради брани. Сия бо убо древеса некий Иоанн начальный во Иерусалиме жидовин посече, желающ из тех башни вне града поделати, дабы возмогл сверху сих башней римлян поразити, но не ускори тако сотворити: понеже Бог восхоте труд их суетен соделати, и иудеом самим от всех посмеяннымъ быти. Ибо еще им точию наченшим своя башни сооружати, абие Тит со множеством силы своея приспе, и быша полки его велики зело и крепки, инии от Италии, инии от Александрии, инии же вновь собрани, их же собрав в кесарийских и сирских пределах, и заповеда Тит, дабы всеми силам приуготовлялися к жестокой со иудеами брани, юже заповедь воини с радостию исполняху, желающе вскоре брань со иудеи начати.
      Дошедшу же Титу до места нарицаемого Аканфона в лона [еже отстоит от Иерусалима тридесять поприщь] ту своя полки устави. Сам же шесть сот с собою конныя силы взем, пойде к Иерусалиму уведати хотяй сам известно Иерусалимский крепости. И егда течашь Тит путем прямо ко Иерусалиму, никого же срете на пути, даже до самих стен градских. Егда же приближися к самым стенам града, тогда иудеи безчисленны иже сокровенни быша, тайно седяще за башнями града, нечаянно на Тита нападоша, и пресекоша воинство его [еже бѣ в то время с ним] надвое, единым мало при нем оставлше, а других часть большую особно разлучивше. Тит же видя себе в толикою беду впадша, недоумевашеся что сотворитя; ибо путь им же бы ему бежати, противнии обступиша, в страну вдатися неудобно же бѣ, яко та глубокими рвами бѣ исполнена, в иную страну сад быша с крепкими оградами. И не бяше путь иный спасения его от руки противных, кроме того, еже бы ему посреде иудеев уходити, еще же и то не меньшую боязнь Титу наношаше, яко не весьма и вооружен бѣ. Понеже с таковым намерением пойде, еже бы ему разсмотрети иудеов, а не братися с ними. Все же оружие Титу бысть един точию мечь, его же при бедре своей имяше. Сим убо спасеся от среды иудеев, текий пред своими воины сквозь противных силы, разделяя их мечем своим надвое, и тако невредим прииде в полки своя, кроме того что неколико воинов его иудеи убиша, и неколиких раниша, иудеи убо яко и немногих римлян подшедших под Иерусалим невозмогоша одолети, посрамлены сташася и дряхли. Римляне же видяще благополучие свое, радостни быша по премногу и храбри.
      Потом Тит с воины подступи под самый градъ Иерусалим, и ста близ его, яко три токмо поприща бяше до стен градских, при горе нарицаемой Елеон, яже к востоку и повеле воинству укрепляти обозы своя. Иерусалимляне же; взирающе со ужасом на римския полки, трепетни быша, размышляху между собою, како бы им междоусобную [яже тогда бысть во Иерусалиме] брань утолити, глаголюще: како можем толикой силе римстей противитися и братися с ними, сами суще разделенни; и како то может быти, дабы нам во един час две толь горькия брани совершити междоусобную и с римляны. Нужда убо нам совершенная ест, едину брань, яже есть между самими нами, примирити, и потом с римлянами братися. И тако внешняя римлянов брань с внутренную иудеев междоусобную брань заградила.
      По совершении же между собою мiра, иудеи собрашася вси воедино, и вземше оружие скоро побегоша на римския полки. И нечаянно пришедше обретоша римлян не готовых к брани. Ибо римляне быша в трудах окопывающе полки своя без оружни, и изнемогше от труда зело, и начаша иудеи римлян побивати смертно. Римляне же видяще себе не готовы, смятошася между собою недоумевающе, како бы им от иудей свое защитити здравие; и от страха лютаго единии, иже быша мужественнейши, вооружатися начаша. Друзии же вне полков побегоша мнящеся избежати, а инии иудеом прилепишася своих же гоняще, чаяху бо уже никоим образом здравы быти и исправитися, уже бо и от места, на нем же стоящи римляне, иудеи изгнаша.
      Видя же сие Тит, яко все воинство его в великое раззорение приходит, разгневася по премногу на своих воинов и поноси неискусству их, яко на брани не ведаша како со иудеи управитися, и многии от бег паки на брань обрати, и на иудеев толь яростно мужественный Тит подвижеся яко многих начальнейших витязей иудейских своими руками и оружием уби, и множайших смертне порази. Прочих же иудеев прогна, ибо вси иудеи яшася бежати, и мнози бегуще с горы падаху и убивахуся сами. И бегущим им от римлян, случися обрести место маловысоко, идеже остановившеся паки брань с римляны возставиша и бишася яко до полудне, и престаша от брани, понеже от бою страну утрудишася надолзе биющеся.
      Почивающь убо Тит разсмотряше своя полки, и повеле единому полку отити от сих мест на прежней стан, еже бы им укрепити его. Иудее же возмниша, яко бы бегуятся, Тит со своими силами, и абие с великою радостию на брань толь скоро потекоша, яко шум и потоп шествия их лютейших зверей шествию уподобися, и прибегше римлян погнаша крепко, ибо и исправитися им неудобно бѣ. Тогда Тит созва начальнейших и мужественнейших своих полков, и нача их увещевати глаголющь: не весь ли мiр римлян ужасается, и пред ними трепещет, и им яко господиям своим работает: мы же толь малодушных нас изявляем быти, яко последних врагов не может одолети: безчестие наше будет, егда за честь повелителя своего Веспасиана не постоим, и в конец иудеев непокоривых не проженем (прим. не побъём) и не поразим.
      Сим уветом своим Тит добре своя вои на подвиг укрепи: ибо егда сам подвижеся, вси единодушно с ним потекоша, и смятоша полки противных весьма и трепетных иудеев от лица своего обратиша бежати. И тако зело ужасошася иудеи римлянов, яко и во градъ не бежаша, но по странам аки овцы без пастыря разсыпашася. Неции во едину от Иерусалима, а другии в иную гонящим их римляном. Укрепляющии же стан Титовы воини на горе видявше издалеча, яко по странам Иерусалима разсыпашася воини, возмнеша яко Тита иудеи прогнаша, одержими страхом великим разбегошася, аможе кто можаше, но потом не скоро разсмотряюще увидеша Тита посреде полков своих управляюща своя воины и постыдешася крепко и посрамлени друг друга созываху и собираху, аки бы прогнании от неприятелей. Тит же прогнав иудеев возвратися к полкам своим и пребываше ту укрепляя стан свой, и похваляше своя воя, яко одолеша неприятелей своих, и впредь им к брани заповеда быти готовым.
      Преставше же мало иудеи от внешния брани паки за внутреннюю междоусобную яшася. Наставшу бо празднику опресноков, по их закону празднуемых, его же обычай им есть совершати в 14 день месяца апреля в память своего исхода от Египта, [Повествуется бо яко в то время свободи их Господь от работы египетския] идущим же им в церковь на молитву, крамольницы нецыи взяша оружие с собою тайно под одеяние, дабы никто ведал, и вшедше в церковь обнажиша оружия своя, и начаша кийждо противных себе избивати. Народ же видя таков мятеж, нача сокрываться, идеже кто мог обрести удобно к сокровению место, тамо вмещахуся; мятежницы же сами между собое биющеся, наполниша весь храм крове, и неповинных много избиша.
      Сим убо временем, донележе иудеи сами между собою бишася, Тит полки своя близ стен градских постави, и изсече сады и винограды прекрасныя, яже быша окрест Иерусалима, и повеле воином своим уравнити места окрест Иерусалима идеже быша рвы, тамо изсеченными древесы из садов и виноградов наполняху сверху камением и землею присыпающе. И тако своя полки уставя Тит, и по своему нраву и воле уравнив места ниския стояще.
      Рассмотриша же иудеи, яко Тит во всем готове уже бѣ, ко взятию града, умыслиша лесть такову на римлян, изидоша на противных полки, сокрывше всяк оружие свое, иные прямо идуще к римляном, иные тайно за башнями градскими себя утаили, иные же у стен Иерусалимских стояще вопияху и шумяху, аки бы боящеся римлян, дабы градъ вземше, не избили их всех и врата градские римляном обещаша сами доброю волею отверсти и дати им градъ без великаго кровопролития. И сице иудеем сотворшим, Титу аки благорассудливу мужу сущу, не ято верно бысть сие их мечтанное мира прошение.
      Воини же Титовы лесть сию за истинну приемше, со тщанием ко вратом Иерусалима радостны потекоша, видяще иудеев безоружных сущих: но иудеи, иже идоша мира просити, ко стенам градским подвигошася, и дошедшим им до башней града, иже тамо крыющиися бяху, восташа, и изшедше оттуду спешно все крепким оружием вооруженни явишася, и абие устремишася на римлян толь люто, яко ниже исправитися римляном дадоша, гоняше их вспять, убиваху, поражаху, уязвляху, и гнаша их даже до гроба Елены, и уходящих стрелами достизаху, посмевающеся им, яко прельстишася аки малые отроцы, и торжествоваша, аки бы победивше римлян.
      Разгневася же Тит зело на воинов своих, и исполнен сый многия ярости и ревности, сице их нача обличати: иудеи, их же издревле едино отчаяние управляет, вся с великим рассуждением искусно творят, аще лести и коварства умышляют, обаче благополучными бывают: ибо с благим рассуждением вся начинают. Римляне же доселе искуснейшими и премудрыми правительми управляеми быша, ни в чесом же сим противящеся, но раболепно оных послушающе везде побеждаху, ныне убо за вашу продерзость погибосте, а еже есть всех горше, яко зде самому присутствующу кесаря без начальника брань сотвористе. Что будет нам, егда сия слышана будет в земли нашей: посмеются нам римляне вси, елицы когда быша в бранех. Ужаснется слышав отец мой Веспасиан, иже и состареся в бранех, а никогда ему таковыя приключишася, весте вси римскии обычаи, яко без повеления начальнейших, воином аще непобедити кого, бесчестие есть. Сия Тит проглагола воином своим с великим рвением и яростию. Воини же вси сия слышаще, трепетни быша пред ним и молиша его [полки тии, иже неходиша братися иудеи, но купно с Титом стояху] простити прегрешивших воинов, милосердова же о них Титу, и простити их увещая, дабы впредь таковых случаев были опасни, сам же прилежно печащеся, како бы ему свою обиду отмстити непокоривым иудеом, и от того числа нача Тит воя своя уставляти и приуготовляти все ко взятию прекраснаго града Иерусалима.
      Бысть же Иерусалим градъ трема стенами каменными окружен стоя на двоих горах, между сими горами юдоль бѣ разделяющая их едину от другия. Едина убо гора яже бѣ вышшая, на той вышний граду построену бѣ: ибо бяше та гора и высока и верьх широким расположением довольно им протяжен, и того ради яко бѣ красна и крепка гора та. Давид царь Твердынею ту нарицаше, бяше бо неудобна ко взятию, иудеи же туюжде гору [юже царь Давид Твердынею нарицаше] вышним или верхним торжищем именоваху.
      Вторая гора, яже именуется Акра, на той нижный город создан. И от всех стран гора та есть приклонна. Противо сей горы бысть еще и третия гора нижае Акры, юже разделяше широкая долина. Но егда по некоему случаю царствоваша во Иерусалиме асамониты, тогда долину ту засыпаша, и Акры горы верх ископаша, того ради, дабы высота и красота церкви издалеча яснозрительна была. Долина же Тиропеон нареченная, разделяет верхняго града гору от нижния, и даже до Силуама лежит протяжением своим. Силуам же есть источник сладкия и многия воды из себя испущающий и от того наречеся Силуам, яко есть сладкий. Вне града быша два холмы каменистии, глубокими долинами разделены, их же ради от тоя страны невозможно бѣ приити во Иерусалим. Кроме же троих стен каменных вышереченных, бѣ еще стена древнейшая толь крепка, яко ни коим образом сию возможно бѣ одолети, понеже на твердом и крепком месте бѣ создана, юже стену царь Давид и Соломон многими и пребогатыми иждивени построиша.
      Первая стена име начаток свой от башни именуемой Гиппикос, прямо идущи даже до Ксиста башни, потом Претору присовокуплена, от Претора же пойде даже до стен западныя церкве. Вторая стена име свое начало от башни реченныя Генав, преведена до полунощныя стены. Третия стена начинается от башни Гиппикос, оттуду и первая начася и приведена до башни Псефины, противу гроба Елены: конец же свой им у потока кедрска.
      Еще же бѣ иная гора во Иерусалиме, именуемая Безефа, на той Агриппа царь крепкий градъ нача созидати, но устрашен Клавдием кесарем, дабы строением толь крепкаго града на брань его не подвигнул, и точию основания положив, преста от зачатаго дела. Строение же сие аще бы совершилося, неисповедимыя было бы крепости: ибо камение двадесять лактий в долготу, в ширину десять лактий полагаше, еже камение ни железом ни иным коим твердым орудием могло сокрушитися, сим градъ он Агриппа царь строити повеле. Прешедшу же неколику времени той же градъ иудеи довершаху, аще уже и поврежден: и воздвигоша стены града того на горе Безефа до двадесяти лактей, углы сотвориша в нем дву лактей, твердыни трои лактей, и совсем стены быша двудесять пяти лактей. Башни же града того быша четвероугольны, превосходяще стен двадесятию лактми в ширину, и двадесятию в высоту. И яже стены града сего Безефа ни чем разнствоваша от церковных стен, тако и башни его толикия быша крепости и красоты, еликия и сама церковь во всех же сих башнях камор и клетей бѣ по довольну таковых убо башней [яко же речеся] третия стена име двадесять всех, расстояние же бѣ единой, от другия двесте лактей, средняя стена в четыредесять башней, ветхая в щестьдесят разделенны быша, весь же град окружением своим бѣ яко тридесять три поприща величеством, вся же здания во Иерусалиме Псефона башня превосхождаше, под которую Титово воинство приуготовляющееся на приступ стояло. Положение тоя башни бяше между севером и западом, высота ея бяше седмьдесят лактей, осмиугольна сия бѣ, и егда солнце восхождаше, смотрящим из нея ясно Аравия зряшеся, из другия страны море, таже и концы еврейских пределов мощно было дозрети. Противо же сея башни бысть Гиппикос, и ины две по премногу красны, яже быша толь зело изрядны, яко вся здания красотою своею превосхождаху. Быша же сия на ветхой стене созданы иждивением множайшим Ирода царя: ибо толико усердие Ирод царь к сим башням и граду стяжа, яко и имена им возлюбленнейших человеков троих даде: первую имянем брата своего, вторую имянем жены, третию имянем великаго своего друга нарече. Первой имя бѣ любимаго друга Иродова Гиппикос. Бысть же сия башня: яко же и прочие две в ширину и в долготу двадесяти пяти лактей, в высоту тридесяти лактий, кроме углов твердыней и кровлей. На той же башне изрядный кладезь бѣ двадесяти лактей в высоту, дождевными каплями сей наводняем, кроме иных водотеч, их же на всякой башне бѣ по довольну. Выше же того кладязя дом бѣ преизрядный, о двух кровлях, ему же высота двадесять пять лактей. Многих сей различных жилищь исполнен. Выше же сего углы бяху дву лактей, твердыни трех лактей. Все же здание башни сей, имянуемыя Гиппикос, бѣ в высоту осмидесяти пяти лактий.
      Вторая башня, еже Ирод братним имянем нарече Фасаелон, бяше убо та образом шара или мячина в низу. На версте же ея бяше сооруженная башня, в ней же быша разная здания и бани царския прекрасны, яже достойны царскаго имени. Вся же высота тоя башни Фасаелон, сочисляшеся девятидесяти лактей. Много же бѣ Фасаелон башня подобна Фаросове башне, яже на море во Александрию пловущим издалеча светит повешенным на ней фонарям со свещами возженным точию Фасаелон быше и более Фароса бѣ количеством. Третия башня бѣ юже Ирод жены своея именем нарече Мариаммес, от всех краснейшая яко бо жену свою за красоту любяше, тако и башню сию Мариаммес излишным паче меры и достоинства тщанием и иждивением состроил. Бяше же втрое больши Гиппикоса и Фасаелона величайших башней, и своего ради величества и неисповедимыя тяжести, из низу двадесяти лактей не бѣ в ню ни малейшаго прохода или скважни, бояще бо ся Ирод, дабы та сама от своея безмерныя тяжести, не разрушилася. Жилищь же бѣ на сей Мариаммес преизрядных художеством строенных множество.
      Егда бо строил сию Ирод, едино сие попечение имяше, еже бы не прогневати жену свою, Мариаммес. Строения ради неискуснаго, и того ради всеми силами завеща художникам вся лучшая в сей башне строити, неже в прочих двоих. Чудное же бѣ в строении том каменей величество: ибо бяше всякий камень двадесяти лактей в долготу, десяти же в ширину, и не простыя плинфы или камение быша, но самый твердый мрамор белый во всем строении. Дело же каменщиков толь бяше величайшаго искусства, яко спряжение каменя с каменем разсмотрети невозможно бѣ. Убо три башни к северной стене построены быша, внутрь же сих в самом же граде палаты быша царския всех сил, яже повествовахуся, краснейшия и изряднейшия, бяху же палаты тыя равныя высотою своею башням. Иныя башни дивны круг сих соделаны быша. Тамо быша многая водворения людем, жилищь тмами везде сочисляшеся. Правителей же искуснейших палат сих царских бяше сто человек числом, неизглаголанная тамо красота различнаго цветом мрамора обреташеся, ибо во всем строении палат таков мрамор полагаем бѣ, какова обрести и видети неудобно есть имущим. Непостижимаго искусства бѣ расположение палат сих. Неисповедимое множество бяше тамо украшений блистающих, и малейшия члены строения того полны быша красоты и художества, безчисленныя бо виды разным здания образом тамо вмещахуся, тамо сосудов златых зельная изобилия, сребра чистаго, каменей драгих и елико на вселенней драгих каковых вещей обрестися можаше, всеми сими двор сей царский во Иерусалиме граде изобиловаше до зела, ту преходы семо и овамо дивныя доброты быша поделаны, ту вертограды веселовидныи, древесы и зелии райским подобными премудро насажденны, источники, и та, яже в них рыбы живыя вметают плодитися, быша многая самим искусством соделана, ту водная игралища, ими же временем дождь красный, временем град хладный, или снег умягченный испущаем падаше верхи же башней исполненны быша чистых голубиц смирных чудо бысть едино очесам человеческим видети сия палаты: довольно уму человеческому скорби воспомянувшу толикую красоту сих точию палат единых во Иерусалиме, а на толь плачевное разорение вскоре пришедших, наипаче же яко не римляне, но сами свирепейшии крамолницы иерусалимстии между собою биющеся сия сожегоша.
      Церковь же бѣ построена на твердейшей горе. Гора же сия бяше зело тесна, ибо едва равниною, яже на горе, стенам церкви довлеяше. Но Соломон царь, иже и церковь сию созда, той повеле мостами и камением сию распространити, и тако оную дополниша, яко и стены потом окрест святилища созданы быша, такожде и крила церковная места довольна прохода ради оставиша. В строении же церкви Иерусалимския вся сокровища яже Давид царь и Соломон отовсюду вселенныя собраша, истощишася, и ничто от них избысть основания тако под церковь [яко и под церковь] яко и под иная тоя здания, прекрепкая делана быша: ибо глубина недозрима бяше, егда копаху, и камение тамо четыредесяти лактей и более полагаемо бѣ стенами трема, церковь бысть кругом ограждена, крила церкви два точию быша, в них же столпы мраморны двадесяти пяти лактей в высоту бяху, имуще на себе переклады кедровыя. От естества испещренныя толь красно, яко и самим искуснейшим художником написати или вырезати таковых видов весьма бѣ невозможно. Во всем строении различных камений виды зряхуся врата быша в церковь двои: первые с полуденныя страны: вторыя с полунощныя. Место же нам благочиния ради определенное, бѣ в церкви прегражденно каменною стеною посреде, и не лѣть бяше ему же еликому толь в полунощную дверь входити в женский предел, такожде и женам в полуденную неподобаше входити. Врата тамо ина златом и сребром быша делана, и покрыта, едины же, иже вне стен стояху, от меди коринфской все быша. Церковь же сама кроме врат и иных зданий бѣ сто лактей в высоту, и в пространство такожде. Двери церкви быша златы пятидесяти пяти лактей в высоту, шестинадесять в пространство, еще к тому и завеса чудная в том же святилищи обретается, рекомая завеса вавилонская от акинфа или синеты виссона, червленицы и порфиры дивно соделанная: ибо всех вещей виды в смешении цветов тоя изявляше тамо, виссон землю, синета воздух, порфира море, частию цветов между сими бяше подобие; ибо виссон от земли делаемый бывает, порфира же от моря. Бяше еже по всему на той завесе подобие небес, кроме звезд и планет. Паки три вещи достойны удивления в том же храме быша, свещник трапеза и кадильница. Во свещнице, бо седмь светил, седмь звезд небесных предзнаменаху, их же математики заблудящими именуют. Дванадесят хлебы на трапезе полагаемы, зодий небесных или месяцей число изображаху, кадильница же тринадесят вонями, яже из нея изхождаху, знаменоваше вся Божия и вся от Бога быти, и вся Богу работати.
      Довольная же часть храма бяше двадесяти лактий. Разнствова убо тая от верхния завесов, и ни что же в ней бяше от полагаемых, неудобна убо та к согорению или коему повреждению, и невидимо от всех мняшеся: Святая Святых нарицаемая. Из вне церковь вся бысть покровенна златом, и ни что же бяше тамо видети таково, еже бы не дивитися: ибо восходящу солнцу, сиянми огненными кровля храма вся блисташе, и очеса на ню смотрящии аки от луч солнечных притупляхуся и изнемогаху. Приходящим от далеча, горе снежной подобна сия церковь показовашеся, местами теми, идеже не бѣ позлащенна, ибо мрамор бѣ в ней зело бел.
      По кровле же везде рожны златы преострии быша поделаны, дабы тамо седящия птицы кровли несквернили. Некоторое камение тамо бяше величеством четыредесяти пяти лактей; в долшоту: высоту пяти, в пространство же шести. Олтарь же тамо бѣ пятинадесяти лактей в высоту четвероуголен, четыредесяти лактей долготу и в пространство имущ. Бѣ же той олтарь без всякаго орудня железнаго создан, и невносимо когда железо тамо бяше. Еще же и мрежи каменныя или решетки быша во храме соделаны, разделяющия жрецы от простолюдинов, яко один лакоть в высоту. Заповедано же бяше во Иерусалиме прокаженным и иным сквернам отягченным, не жити во граде. И изгоняху таковых за град, дабы от тех прочии не повредилися. Аще же и Левитава кто рода бѣ поврежден слепотою или хромотою, нелѣть бяше жрети требы Богу. Такожде и со жрецами не стояти, но с простыми должны бяху таковы стояти, и одеяние носити, яко же и народ весь ношаше. Единем бо точию тем обычай бѣ носити одеяния левитская, иже олтарь служаху, ко олтарь же приобщахуся неимущии коего порока, ниже телеснаго, благоговейнейшии мужие носящии одеяние от виссона, а наипаче тии, иже неупивахуся вином, и быша трезви во всем. Блюдоша бо то опасно, дабы требы Богу беспорочно быша приносимы.
      Архиерей не всегда с левитами требы приношаше, но в седмый день седмицы и в прочия дни нарочитыя. Служаше же архиерей закровомъ препоясан, сим и покровенны имущи чресла даже до колен: лентие же им внутрь висящее даже до ног. Наверху одеяние синеты висящия, на них же звонцы бяху звонищыя, бяху же и иная одеяния богатая от дражайших камений блещащаяся. Их же и исповедати неудобно человеку.
      Иудеи убо ниже мало ужасавшеся римлян окруживших град, лютее первого между собою бишася, творяще вся на пользу римляном, аки бы им самим на себя пособствующе. Ибо ни что жесточае и римляне могли бы им тогда сделати, яко иудеи сами себе твориша: истинну о том взятии Иерусалима лепо есть глаголати, яко крамола иудейская град плени. Римляне же не град, но крамолу нашедше плениша, иудеом убо во граде биющимся между собою, Тит со избраннейшими своими обвѣждчше град, испытуя и усмотревая место себе удобное, идеже бы ему приличнее было Иерусалим взимати, и обошед кругом, не избра приличнее ко взятию место, яко у гроба Иоанна архиерея: ибо на том месте стена нижае бѣ прочих мест, и не присовокуплена ко иной стене по обычаю иных стен, и на том месте Тит приступ уготовляше, творящ ту мосты великия.
      И извидоша нецыи от нарочитых иудеи мира просяще на стене градской. Услышав же Тит моление их о мире, и воспомянув яже пред собою злобы, на гнев паче неже на мир преклонися, и заповеда вскоре предгродия вся иерусалимля истребити, и абие вои предгродие все аки во мгновении ока внезапу сожгоша и разориша, и бысть чисто везде окрест Иерусалима, аки бы и никогда тамо здания кая быша. Совершающимся убо мостом под стеною, повеле Тит воинству своему из пращей метати чрез стену во град, егда же пращницы начаша метати, многих во граде уязвляху: ибо камение пущаемое бѣ велико зело, и достизаше далече, яко едино поприще от пращи летети бѣ тому пращеметному камению. Еще же сие камение егда летяше, ни шум его слышашеся, толь искусни беху пращеметницы, инии же разсмотрети и увидети бѣ возможно камения того в летении бяше бо зело подобен цвет воздуху, или светлым облаком. Не скоро же потом неции иудеи на убиваемых сим камением взираше разсмотриша и уразумеша силу, како бы им от камени того блюстися; ибо тое камение в летении своем малыя лучи испущаше, светло бо бѣ яко и прозрети сквозь того возможно бяше, сташа же сии, иже разумеша силу каменных метаний на высоких местех, усмотревающе летящее камение во град, и сказоваша людем, идеже потребно бяше блюстися, и тако свое защищаху здравие от камений пращных, римляне же. Искуснейшии сии во всем, уразумевше яко не вредит иудеем камение, вапамя (прим: вапа - краска) сие убелиша, и тако побеленное неможаше ниже луч испущати, ниже дозретися цветом, и уязвляху иудеев паче перваго. Нача же потом Тит бити крепко во стены града в троих местах, еже бы ему их разрушити, но невозможе, яко тии крепки быша зело.
      Слышаще же граждане шумы и вопли великия римлянов, убояшася ужасом великим зело, и престрашени сим Тита приступом паки соединишася между собою, преставше от междоусобныя брани, и толь смирны явишася, аки бы и никогда же брань каковая бяше между ними, и изидоша вскоре на римлян под градом сущих и многих римлян убиваху, и возжгоша вся приготованная римлянов орудия и мосты, яже Тит приуготовляющися на приступ соделал. И погнаша иудеи римлян, не дающе им ниже малая исправитися, но мужественнейший [паче всех тамо прилучившихся] Тит, яко же в прежних злоключениях свобождаше своя полки, тако и в сем случаи, видя себе со всеми своими силами прогнана, исполнен ярости и рвения, и устремися спешно на силы иудейския, иже паче дерзновением изобиловаху, неже воинским искусством, и в том своем благопоспешном подвизе державный Тит дванадесять избранных и сильных над прочих витязей своим оружием уби. Сие зряще иудеи смятошася, и яшася бегу. Тит же с воинством прогоняше их убивая даже до врат градских. И вземши единаго от нарочитых иудеа, повеле ко кресту пригвоздити, дабы прочих всех устрашити. На сем же бою от иудейских воинств славный и крепки вождь полков идумейских именем Иоанн поражен бысть смертно стрелою в перси неким ефиопом, от страны титовы.
      Приуготовляющися убо Тит на приступ повеле построити в полках своих три башни пятидесяти лакоть в высоту. Того ради, дабы с тех башней из стен градских иудеов прогнати возможно было. Сии убо башни быша крепки, яко и розломити их невозможно бѣ. Крепкаго их ради основания и тольстоты, такожде и зажещи немощно бѣ, ибо покрыты быша железом. Но в едину нощь по некоему случаю само от себе башня едина падши разрушися, и по премногу падением своим возстуча, яко вси полки Титовы вострепетоша. Мняще иудеев уже в полках своих быти, и в том их смятении все беху изумленни, не ведуще что делати, и бежати уже всяк бѣ готов, сам не ведя камо. Но Тит, благоразсудлив сый паче иных, уразуме скоро башни тоя падение вину, и абие нача утешати воинство, повествуя им шум бывший не от иудеев быти но от падения своея им башни, еже построили: и тако утолися ужас бывый тогда в полках римских. Посем немного прешедшу времени, Тит с воинствы своими надежно приуготовлен, подступи под град с полунощныя страны к стене не весьма крепкой, ибо таяжде разбита уже бѣ иногда щастием некиим, и по том раззорении своем не оп первому починена. Сию убо стену Тит довольно таранами или овнами биющи, а наипаче овном, глаголемым Никон, иже вельми великий бѣ, проломи, и вход во град соделал. Но иудеи [им же обычай дерзновенным быти аще и неискусным] в проломе том сами сташа биющеся крепко не попущаху римляном искусни суще в бранех, аще и не скоро обаче преодолеша иудеев и внидоша во первый градъ биющеся тамо с ними бяше же некто именем Логинъ, из римских полков, иже от великаго дерзновения своего и крепости вшед в полки иудейския и посреде их ходящь убиваше я, и тако прешедши иудейския полки сѣмо и овамо невредим от них изиде. Сие видяще, прочии, завидеша его таковому дерзновению и многой силе, и мнози потом дерзнуша себе такову славу стяжати, яко же Логинъ, но неуспеша, ибо вхождаху точию избити же не успе ниже един. Видя же Тит такову тщету и гибель желающих обрести славу. Но не обретающих тоя, паче же самих безчестно погибающих, похулив их, безумием быти нарицая единому со многим множеством сил битися, неразуждающи и не щадяши здравия своего похваляше же паки дерзновение и крепости сих, иже купно с прочими биющеся паче прочих врагов своих побеждающе и прогоняют.
      Егда же Тит прогна иудеев из града, иже бѣ за первою стеною взят от него, тогда нача приуготовлятися на приступ под вторую стену, и приуготовльшися во всем повеле нещадно таранами бити в стену, и бившим римлянам довольно тую, яко уже подати готова бѣ. Иудеи уже ослабиша и весьма неможаху оборонятися, и отидоша всяк во свой дом, еже бы им по немале часе почити. И се льстец некий именем Кастор, не пойде с ними в свой дом почити, но остася нарочно Титу мало посмеятися, оставлши с собою десять человек воинов, и с теми изиде из града к Титу кланяяся ему смиренно, аки бы мира у него просящь, Тит же яко милосерд сый, послуша того, и абие повеле престати бити в стену, аще уже сия отчасти и разрушенна бяше, преставшим же им бити в стену, и бысть молчание. Ибо все с радостию хотеша послушати словес Касторовых, яже имел к Титу глаголати просящ мира. Глагола убо Кастор по обычаю Посланников рече свое красно, понеже искусный бѣ ритор. И скончавшу Кастору слово его, отвещаваше ему Тит обещая сотворити мир с ними, аще бы все того граждане иерусалимстии по истинне хотели. Сия Титу изглаголавшу, воини десять человек числом, пришедшии купно с Кастором, надвое разделишася, пять человек Кастору согласоваху, пять же пакитому прекословяху, глаголюще: не хощем мы отнюд, донеле живи есмы, работати римлянам, и лучше есть нам умрети свободным сущим, а неже Титу работающим жити. И тако им долгое время междособою прящимся, а в согласие ниже мало приходящим, позна Тит лесть их, и абие повеле жесточае перваго бити в стену, жалея о том много, и стыдяся, яко даде себе жидовину в посмеяние, глагола воином своим впредь не быти в бранех милосердным и вероятельным, ибо рече, тая бранем вредят всегда, яко же ныне сами на нас видим, касторовы же воини, не могуще иным образом изити от лица Титова, зажгоша башню града, и биющеся между собою аки бы в огнь пошли, и в дыму том угознуша здравы от римлянов, и с торжеством приидоша во град аки бы победиша кого, о лести веселишася. Тит же в пятый день, по взятии перваго града, благополучно получи вторый град: ибо в той день проломи вторую стену, и проломом сим вшед плени град. Пленивши же того милосердствова о пленниках, аще уже и твердое обещание положил есть в бранех немилосердствовати, обаче несмотря на том, ибо завеща воином своим обид и разорений ни каких не творити, хотевшим с ним обитати во взятом граде. Но сим своим милосердием Тит иудеам благо сотвори, себе же и воинов своих крепко повреди.
      Восприемши Тит вторую стену града, смирно зело нача стояти; ибо ни единаго иудея повеле убити, иниже здании коих разоряти. Искуснейшии же во бранех сие видяще чуждахуся, такожде и сами иудеи зряще римлянов ни коих им обид творящих, мняху их безумных быти, и начаша римлянам всячески пакости деяти, многих убивающе, а множайших уязвляюще. Напоследок же воссташа все иудеи на Тита, и устремившеся на того погнаша из града, ниже исправитися тому давши, и изогнали бы его и за первую стену, аще бы сий сам с Домицием Сабином не ополчился на тех. И тако Тит милосердствуя иудеам множицею самого себе озлобляше.
      По изгнании же Тит из втораго града, в первом стояще с воинством, творя второе приуготовление ко взятой стене, иудеи же начаша, уже гладом таяти, оскудеша бо их довольства в конец, яко же и кровь скота и прочия скверны начаша ясти, зельным утруждены гладом, обаче от браней ниже мало престаша. Тит убо в четвертый день по изгнании своем паки вторую стену взял, яряся жестоко на иудеев, его же ярости и мужественным устремлениям иудеи невозмогоша противу стати, и вручишася ему, Тит же абие завеща с полунощныя страны стену всю развалити, блюдый опасно да не вторицею изгнан будет.
       Помышляющу же Титу, како бы ему взяти и третию стену града; не тайно бысть все творимое во граде: ибо ничто же тамо благо между иудеам в то время бѣ уже, кроме крамоле междоусобных браней, и зельнаго глада. Милосердова убо Тит о народе да не напрасно тии погибают; и умысли послати под стену града Флавия Иосифа иудеанина [иже пленник бѣ у римлян плениша же сего егда первее брань совершаху со иудеами.] бяше же сей Иосиф житель иерусалимский, и благороден бѣ зело, и искусен во всем. Того убо Тит посла увещати иерусалимлян, хотящ их приклонити к себе без кровопролития. Иосиф же ведая себе изрядна быти ритора, и жалея своего града, и народа разоряющася всуе, послуша Тита, тече под стену Иерусалима, и ста издалеча яко невозможно бѣ его устрелити. Глаголемая же от него словеса слышати на стене града совершенно мощно бѣ бысть же слово глаголанное Иосифом к иерусалимляном полезно, сладко, премудро и прекрасно: ибо той со слезами глаголаше, ревностью снедаем по отечестве своем во тще погибающем. Но свирепеиши иудеи нехотеша весьма послушати здраваго и добраго совета Иосифова, паче же вознегодоваша на сего, и исполнившеся ярости, начаша метати камением на глаголющаго к ним, но не вредиша его: ибо далеча Иосиф стоя бѣ от стены иерусалимския. Бяше же тогда от непрестанных браней во Иерусалиме неисповедимый глад, яко и матерем от устен детей своих отнимати пищу, и не бяше уже тамо стыда никоего: ибо едину от другаго пищу снедаемую от устен из гортаней нуждою извлекаше, и сице насыщахуся гладом.

/.В печатной при сем сообщена карта личная же под коею с академическими словами напечатано: се мзда твоих дел, еврее неверный, ко Господу явы вспирепстве безмерный, за крест вам древа, за язвы злы раны, царска власть слава, и жертвы попраны./

      Тающе, и яже им заповеданная быша ясти, та с радостию снедаху, и не бѣ им в то время что либо скверно могущее внити во уста, вся бо без рассуждения суще веры. Римляном же не точию брашен всяких изобилие бяше, но и источники водныя, иже оскудели иерусалимляном, сии Титу с его воинствы множайшия воды точаху, показующе не ложный гнев Божий на да иерусалимляны быти, при Тите же несумненную Божию милость и благовременную того помощь.
      Непрестанно же Тит стоя со своими воинствы делаше мосты многия и крепкия под третиею града стеною. Из града же, обдержими гладом иудеи мнози сами прихождаху к Титу чающе пропитатися. Но Тит, воспоминая их к себе злобы многия на приступах бывшия, повеле воином оных на крестах вешати, воини же по кесареву повелению на всякий день волею приходящих и пленяемых вешаху на крестах, и не бысть день един, вонже бы неповешено было иудеев пятидесяти и более.
      Иудеи же озлобленнии аще уже по премногу утесняеми бяху гладом, обаче стужати Титу не преставаху: ибо мнози на стену возходяще, безчестиша кесаря, и ругахуся тому. Сильнейшии же Иерусалима умыслиша коварство над Титом таковое, сотворше подкоп под стеною под мосты кесаревы, их же построил приуготовляяся на приступ, и сотворенным тем подкопом, возжгоша мосты со всякими орудии, кесарево же воинство от возжения того устрашися зело, и сам Тит поскорбе на мнозе, яко толь долгаго времени дело на внезапное разорение пременися: бысть же пожарь велик мостов тех с прочими орудии, яко и воинству немощно бѣ устояти от зельнаго жара, и многаго курения дыма. Тит же тщашеся прилежно о едином том, еже бы ему свободити тараны от огня, ибо оныя аще быша и железны, обаче повреждению причастны, тии убо Титовы воини, аще и с великою нуждою, обаче от огня извлекоша в том же случай три некия мужи иерусалимстии крепцы обретошася, ибо сии изшедше из града смело зело потекоша в Титовы полки, аки бы во своя, и прибегше в полки многих поразиша, множайших же того в бегство обратиша: сие видяще из града мнози текоша, и к сим присоединяхуся, и прогнаша Тита с воинствы, и возвратишася во Иерусалим. Кесарь же, прогнан сый от иудей, стояще с воинствы своими вне града, обличая воинов своих нерадение, и сам о том жалея, яко неспешно настоял разорению иерусалимскому.
      Потом кесарь с начальник своими сотвори совет, како бы ему третию стену [под нею же мосты суть сожжены] абие взяти; и советовавше на мнозе, умыслиша единии, дабы паки мосты делати, друзии советоваху, врата града засыпати, дабы немощно было иудеем на брань изити, инии паки советоваху частою стражею град окружити. Видя же Тит всех предложенныя советы, рассуждаше в себе их прилежно, коему бы подобало последовати и размысли возможно было, обаче не без тяжести великия воинов сотворилося бы: и положи потом кесарь свой совет, еже бы весь град каменною стеною окружити, и превозможе кесарев совет вся прочия советы, ибо тое дело бяше и легчае и полезнее, неже вся исходища града великими стражами укреплети. И абие начаша воини всеми силами на каменную стену созидати и зело спешно сие построиша, хотяще един другаго упредити, и скорее повеленное дело совершити. Построиша же сию превеликую стену в единыя токмо три дни, аще достойно бѣ толь великое дело и во многии месяцы строитися, обаче прилежание воинов вскоре сия исполни. Совершив убо стену сию державный Тит, постави стражи неусыпны у стены тоя, и расположи над сими приставники, сице: дабы самому кесарю первую стражу обхождати, вторую Александру, третию вождом прочим. Иудеем же яко возбранен стася исход из града, надежда их здравия, и жизни купно бысть отъяша, умноженный бо уже глад, вся домы и жители снедаше, кровли здания исполнены быша жен мертвых, такожде младенцев, пути везде тесны от лежащих старцев мертвых и непогребенных, юноши же и девицы надменны от неисповедимаго глада, аки стени смертныя по стогнам градским прехождаху, и где кого смерть постиже, падаху, телеса мертвых не погребахуся, того ради, яко и труда бѣ великаго потреба, а не бяше уже кому, понеже без числа много бѣ мертвых, живыя же неизвестни и сами бяху, каков им конец приити имяше, и аще коих погребаху, то погребающе мертвых, живии таможде в гробы сами влезаху, не могуще понести толь лютаго глада, и не бяше уже тамо над мертвыми плача, ни рыдания, ни стенания, ниже воздыханий вся бо уже чувствия человеческая глад упраздни, победи, преодоле, и в конец уничтожи, и всех тамо бывших тогда аще еще живых, мертвецами нарещи совершенно бѣ дело. Свирепейший же над всех лютех зверей крамольницы иерусалимстии зряще на толь зельную града своего погибель, ниже мало умиляхуся, приобретение мняху быти видяще разоряющеся отечество, и преходяще от места идеже видеша сих в богатом одеянии лежащих, совлекаху с них, нагих оставляше тех, оставльшияся же домы умерших разбиваху, похищающе тех имения, и оружия тамо обретаемая, их же похитивше тщахуся уведати остроту и искусство, и сих испытующе, живых и дышущих еще людей уязвляху, поражаху и убиваху, показующе знамение своего неблагосердия к ближним. Возсмердешася же напоследок трупия во граде, яко смрада от них исходящаго понести и стерпети не мощно бѣ, советоваша убо между собою крамольницы, что бы им с ними делати, погребати тех зельнаго их ради множества неудобно бѣ, непогребенных оставити, то самим от смрада умрети нужда бяше, умыслиша же таков совет дабы телеса мертвых чрез стену градскую выметати за град, и наметаша горы великия трупов вне града, яко и воззрети на сих ужасно бѣ.
      Егда же Тит обходя град, сия увиде, смятеся сердцем, и воздев руце свои горе глагола: боже мой: свидетель мне еси нелицемерный, яко неповинен есмь смерти людей сих, и не от мене им гибель сия есть, но самим от себе. Римляне же видяше иерусалимлян самих погибающих гладом, и славиша о сем Бога, чающе без кровопролития и браней пленити град вскоре. Кесарь же милосердствуя о оставльшемся народе иудейстем во Иерусалиме, да не до конца той погибнет, повеле скорее воином своим приуготовляти мост на взятие Иерусалима: и абие воини потекоша по древеса, аще уже их тамо и обрести неудобно бѣ, обаче собирающе носиша издалеча, яко девятьдесят поприщь, и делаху мост благопоспешно, дабы им скорее град получити.
      Во Иерусалиме же тогда Симон некий начальнейший града и крамоле, богат сый паче прочих. Той великаго мучительства своего ярость на жителей иерусалимских показа, и в первых, любимаго своего друга Матфия уби, и иных с ним многих различными томлении смерти предаде. Напоследок и Ананию архиерея и с ним изящнейших мужей пятнадесять, мучительски вселютою смертию погуби. Видя убо таково мучительство Иуда некий именем, приставник Симона мучителя, нача глаголати к подругом своим: советуя им бежати от лица господина своего Симона, донележе [рече] живы есмы, занеже видесте како он многия напрасной смерти без всякия винности предаде. Вскую убо и мы ждем тогожде зла, еже видехом прочим творимое. Может всяк от нас разумети яко невозможно есть Иерусалиму никоим образом защититися от руки Титовы, понеже град наш и людьми оскуде до зела, брашны же наипаче: лучше убо сотворим, аще сами добрым своим изволением пойдем к кесарю, оставльше мучителя, и неждуще с тем купно погибнути. Сия слышавше подрузи его, благодарствоваша тому за здравый совет и обещашася с радостию исполнити сия. Усмотрев убо приличное время Иуда, изиде на стену и нача звати римлян, глаголющ тем: приидите семо и возмите Иерусалим, аз бо вам обещаю и врата отверсти, римляне же сия слышавше, непщеваша его лестно глаголати, уже бо многажды прельщени быша от иудей, того ради и сего не послушаша зовуща, он же не престая зовяще их. Увидав же о том Симон, абие посла воинов, и повеле Иуду убити с подруги его. Воини же притекше избиша тех, и телеса за град чрез стену низринуша. Зряще же сие римляне познаша тогда, яко неложно от Иуды звани быша приняти град, и жалостни быша о том по премногу. Яко непослушаша того. Притече же тогда паки ко стене градской Иосиф увещевая иудеев, дабы Титу сами вручили град, иудеи же не токмо еже бы им послушати сего; но и ненавистию устремившеся удариша Иосифа камением в главу зело, яко упасти тому аки мертву. Римстии же воини подбежаше похитища Иосифа, и принеше во своя полки вдаша врачу, дабы того исцелил. Промчеся же слово во всем Иерусалиме аки бы Иосиф убит тогда бяше, и печальна бысть мати и жена и весь дом Иосифов о смерти его. Иосиф же немногому пришедшу времени исцелися от раны своея и здрав бысть, яко же первее, и паки непреста увещевати иудеев по прежнему своему обыкновению, еже услышавши мати со сродниками его, радостни быша по премногу.
      Смотряще же иудеи на римлян, яко тии брашны всякими изобилуют, умыслиша бежати из града к римляном да гладом вси не погибнут, и идоша мнози, исходяще же из града советоваша между собою, како бы им от богатств своих изнести что: бояху бо ся римлян, да не отимут от них и умыслиша златицы снедати и в своем их чреве имети, и во время требования оныя испущати. И тако сотворше изидоша мнози и приидоша к Титу, и Тит сих прият с радостию; повеле их питати. Уведавше же о том воини римстии, яко у иудеев суть во чревах златицы, абие единою нощию двум тысящем иудеев чрева мечьми острыми отверзоша. Егда же сие во утрие известно сотворися, кесарю, яростен стася зело на воинов своих, и повеле тех казнити. Но егда начаша воини истязоватися, более обретеся повинных римлян, неже иудеев мертвых. Тогда Тит премени указ свой, еже смерти предавати прегрешивших воинов, и вместо смерти наказовати точию жестоко повинных повеле смерти же не предавати, да сам воинства своего не изнурит всуе. И от того часа на всяк день мнози иудеи прихождаху из града к кесарю не могуще понести тяжчайшаго града. Тит же всех приходящих приемля питаше. Римляне убо аще и многое наказание терпеша от Тита за иудеев обаче непреставаша ярева тем разсекати бяху бо златолюбиви, и не могуще сего творити в полках, смотреша прилешно того, егда исхождаху из Иерусалима по пути сих ловиша аки птиц, донележе кесарь не явится, и рыскаху во чревах иудейских оружии острыми, ищуще в тех сокровенных златиц, аще же и во множайших необретоху обаче всех нещадяще чрева отверзали. И многих хотевших исходити из Иерусалима в полки Титовы, страхом сим смерти, обратиша вспять. Бояху бо ся же вси иудеи, да во чревах их римляне злата не поищут. Стыдно же бѣ кесарь от всех, яко той златолюбиво им воинство ибо и своего злата ненужда бяше в его полках, обаче иудейскаго алчны быша.
      Наконец оскудевшим имениям гражданским, Иоанн некий начальный жидовин Иерусалимския церкви имения устремися похищати, и множество велие церковных сосудов златых и сребряных силою отъя, и сосуды пребогатыя, их же август кесарь со женою своею приложиша храму Иерусалимскому, похити вся. Римстии бо кесари почитаху Иерусалимскую церковь, и великое к той усердие имеша. Похитивши же Иоанн вся сосуды храма, повеле воином своим вино и елей роспитя, не мнящ в том никоего греха. Увещеваше же воинов дабы небоязненно имениями церковными владели. Понеже [рече] лѣть есть тому церковными имениями насыщатися, кто за церковь брань творит. Непщеваше бо той крамолы, грабления, озлобления, убийства, неправды, кровопролития, хищения м всякия людей обиды угодны Богу быти, и аки бы сил Бог требовах когда, но не тако благоугождается Бог, бяху же тогда во Иерусалиме и иная зла многа творима, их же исповедати невозможно. Едино точию сие разумети, яко аще бы не римлянами Иерусалима тогда смирил Бог, то или землею пожрен, или потоплен в водах был бы, яко же во дни Ноевы исполни, или громом и молниею сожжен, аки Содом вторый. Хуждшии бо бяху жители Иерусалима в делех своих, паче содомлян, иже быша такова злая дела в Содоме, какова тогда во Иерусалиме совершахуся.
      Прииде же тогда к Титу некий иудей, Манней именем, и той повестовова, яко от того токмо времяни, егда кесарь под третию стену подступи едиными вратами, у них же Манней приставлен бяше, сто пятьнадесять тысщей осмь сот человек извержено мертвых, и не обреташеся уже тогда лучшаго погребения мертвых, точию едино за град извержение. Приидоша потом инии благороднии, и тии поведаша, яко шесть сот тысящей всеми вратами мертвых извержено, но инии сим прекословиша, глаголюще, яко мертвых во Иерусалиме ни кому изчислити возможно, ово множества ради, ово яко о иных и уведати немощно бѣ, ибо многи домы многолюдны заперты быша, в них же не без мертвецев бяше. Пища же во Иерусалиме иудеом не бяше ина, точию кал с прочими сквернами, тыми убо богатии и убозии, старии и младенцы довольствовахуся елико кто можаше, быша же вси единодушно ждуще конечныя себе погибели, яже их не мимо иде по делом их.
      Пагубы убо иерусалимския на всяк день умножахуся, ибо и мятежницы жесточае перваго возъяряхуся, и глад повсюду не престаяше быти, град же бѣ исполнен телес мертвых без погребения лежащих, от них же неисповедимый смрад на весь град исхождаше, яко истерпети неудобно бѣ живущим толь лютаго злоухания, прехода же людем инаго не бяше во Иерусалиме, кроме того, еже по мертвецам, аки бы по мостам, ходити, и хождаху вси по трупам нимало милосердствующе о умерших, ниже ужасающеся страха коего обще между мертвыми бывающаго, ниже о тех или о себе соболезнующе. Но языческим неким обычаем, десницу всяк выспре простерши аки бы на досаду вышнему на брань приуготовляхуся, аще же и в силах вси изнемогаху, обаче от злаго намерения своего не преставаху, и тако уже прихуся, чающе себе коея победы, яко последняго ожидающе разорения и всеотчаяныя тщеты своея римляне же аще и велий труд подъяша в собирании древес и иных на то полезных вещей, обаче между двадесяти и единым днем мосты своя воздвигоша, пусто сотворше вся на девятьдесет поприщ окрест Иерусалима. И бысть ужас тогда видети пределы иерусалимския, идеже бо первее вертограды раю подобни бяху, тамо ни следы, коих насаждений обретошася, инии тоже могле бы познати мест иерусалимских в толь великом разоренииих сущих, всю бо тогда красоту брань расточи, ниже той, иже бы прежде жил во Иерусалиме, внезапу пришед могле познати, кий есть град, аще бы тому и поведано было, яко Иерусалим есть, не ялъ бы веры, понеже красот ни коих, которые бы могли ум человеческий превосходити, не бѣ уже видети тамо, вся мятеж суетных в персть обрати, которое раззорение аще бы пришлец от земли чуждыя видел, мог бы неизглаголанныя точити слез реку, о бывшей доброте иерусалимстей, а наипаче, яко всуе чрез нерадение граждан в толь лютое запустение преходит.
      И егда же римляне мосты своя, их же строили, довершиша, равный ужас бѣ тако во иудеех, яко и в римлянех. Иудеи бо чаяху, яко римляне удобно уже похитят градъ, понеже совсем готовы бяху, римляне же паки трепеташа, да их труд всуе не изнурится, мнеша бо яко мосты ими построенныя от иудеев сожгутся, паче же всего побеждаше римлян, яко не бяше уже весьма где древес промыслити окрест иерусалима, толь зельнаго ради раззорения.
      Емлющимся же им паки за брань римляне бяху обдержими боязнью великою понеже зряху иудеев, и во многих скорбех в крамолах, в гладе и в бранех, а ни мало изменных или смирившихся, но всех смело грядущих и чаяху римляне не преодолети иудеев, и глаголаху: аще не можем покорити Иерусалима в тоиких его бедах суща, то благополучна того ниже смотрети успеем. Изидоша убо иудеи со огнями, еже бы им сожещи приуготованныя мосты, но устрашшеся устремлений римских, вспять обратишася, уже бо начаша малодушствовати и не согласно вси исходиша на брань, яко же первее, и не бѣ уже в них дерзости устремлений и скорейших течений, или набегов по обычаю иудейскому, немощнее всех прежних своих ополчений исход сей бяше иудейский. Тогда, благопоспешнии же римляне, и мосты тогда состроиша великим искусством, яко неудобно их бѣ скоро возжещи, и сами тако утвердишася в силах, яко ни кому отити свободно бѣ от места своего, донележе жив будет, избраша бо себе душею прежде изити от места неже телом, и нелѣть бяше кому прежде смерти двигнуться от места своего, блюдоша бо вси опасно, дабы мосты коим образом не сожглися. Во дни же месяца иулия иудеом мало уступльшим, римляни таранами начаша бити в стену града, и тако биюще стену сокрушаху, аще же и от места нарицаемаго Антонии уязвляемы бяху, обаче того не бояхуся. Иудеи же уповаша на стену, понеже та тверда бѣ, и того ради не вельми прилежно тоя защищаху, и не радеша о биении таранов, попечение же иудеев прилежное бяше о том, дабы Антония неразрушена от римлян была. Римляне же непрестанно помалу сокрушаху стену аще и с верху от иудей поражаеми камением бываху часто, обаче мужественно терпеша, инии же кожами покрывахуся и руками много доспевающе к разрушению стены, отвалиша четыре камени великия стены, аже и с великим трудом, обаче начало доброе соделаша; но абие нощь препятием бысть им к делу, и начаша почивати тако иудеи яко же и римляне, понеже утруждени быша вси до зела, римляне в сокрушении стены, а иудеи туюжде защищающе. Стена же не неготова бѣ пасти. Ибо и прежде ради сожжения мостов римских Иоанн, старейшина иерусалимский, стену тую подкопал; и того ради рва, его же под собою стена имѣ, не можаше твердо стояти на утрее же сокрушенной бывшей стене, егда узриша римляне вторую стену, юже Иоанн старейшина вновь построил, ужасошася. Крепко, аще бо стена та и не бяше твердостию своею равна той, еже развалиша, обаче приступ к ней неудобен бѣ, ибо хотевшим первее приступити к той, смерть готова бѣ от иудеев, и того ради никто же дерзаше от римлян начало сотворити сокрушению тоя мужественный же Тит благоразумнейши своими словесы нача увещати воинов своих. И собрав их воедино , нача им глаголати: споборницы и друзи; увещевати вас к делам, яже бед не наносят, не обыкоих, иниже есть потреба, паче же достоит увещевати в единых случаях недоуменных, ибо сия сотворивый везде достоин чести, на стену же взойти великое быти дело и азъ сужду но иже сие сотворит, вящшую всех честь и славу получит, в получении же славы, сице кому случится и умрети, хвально есть. Во первых [рече] вас, мню устрашает долгое иудеев терпение, и в различных нуждах твердое постоянство. Нас убо римлян сущих [иже и мирно живуще, брани творити поучаемся, в бранех же суще побеждати всегда обыкохом] аще иудеи победят, то нестерпимый стыд и понощение будет. Видим бо сами, яко и Бог милостив помогаяй нам есть, и того ради малейшая наша нужда, юже зде аще кто понесет, последнею будет иудеям пагубою, им же Божиим попущением, такожде нашими мужественными силами непрестанные беды приумножатся. Бываемые же между иудеями мятежи, глады, крамолы, обстояния стен и градов раззорения, и вся противныя наветы, что могут иное разуметися, яко разве гнев Божий на них, нам же того благовременная помощь, юже нѣлеть есть презрети, нестыдно бо есть иудеом побежденным и пленяемым от нас быти, иже от многих народов и самих языков плененни и разграблены бывати обыкоша. И аще ныне некия пакости нам творят, не в побеждение нам сия, но им же самим в отчаяние будут, нам же на земли и на море издревле всегда побеждающим, а ныне пленникам своим вдатися на раззорение от своего изволения, коликаго безчестия мнится быти дело; рассудите убо всяк и постойте за честь отечества своего, за честь Рима и кесаря, иже зде побиенны будут, свышше им есть мзда а иже живы останут, тако ми Бога, яко их никогда имать забыти, но должен буду всегда возблагодарствовати. Кончащу же Титу речь свою, се муж некий, Савин именем, родом от Сирии, его же мнози непщеваху малодушна быти, той прежде всех возглагола к Титу: се имаши мя, державнейший кесарю, согласующа твоему хотению и воле, и абие шуйцею похити щит свой в деснице же меч несый, потече скоро в шестом часу дни на стену града, ему же последоваша и инии единнадесять мужие, соравняющиися того мужеству и силе: но той предтекий превосхождаше прочих в стремлении, и возлезше на стену стражей прежде избиша, и пометаша со стены, и мужественно биющеся со множеством иудеев, уязвлен бысть Савин множицею в различная места камением из пращей, яже язвы аще и мужественно терпяще, обаче наконец преодолеша его, ибо изнемогши паде на колена своя. Иудеи же хотяще присмотритися толь храброму мужу, начаша стекатися к нему, но той аще уже и в вконец в силах оскуде, обаче ран своих отмстителем иудеом сам бысть, ибо многих притекших хотящих видети его на коленех уже лежа оружием своим поби. Наконец же и самого оскудевша уже в здравии со иными тремя последующими ему камением убиша, прочии же осмь копиями и мечьми прободени быша, и таков си они храбрии мужие от полков римских скончахуся, многу по себе оставльше славу не токмо в противных полках, но и во всех. Бяше же брань сия в третий день месяца иулия.
      Преминувшим же потом двоим днем, и се двадесять мужей храбрых от полков римских согласившеся, и вземше с собою трубача единаго, в девятый час нощи идоша разломленными местами до Антонии, и пришедше тихо избиша стражу бывшую во Антонии. Избиенной же бывшей стражи, повелеша мало вострубити и знамения ради, дабы римляне услышавше глас трубы шли пособствовати им. И бывше трублению, возбудися Тит и иудеи, иудеи убо начаша уходити в церковь нижнюю, ибо ужасошася по премногу, чающе уже множество велие во Антонии римлянов быти, и ни кто можаше от страха зельнаго бывшаго тогда во Иерусалиме что творити, кроме того, еже вси во храм спешно бежаху, и абие Тит со множеством воев своих тече до Антонии, и пришедше ямою, яже бѣ ко храму соделана ради сожжения мостов римских, начаша римляне битися со иудеи, и биющеся смесишася между собою зело, яко и распознати своих между чуждыми неудобно бѣ, и мнози тогда своих вместо чуждых избиша. Невозможно же тогда бяше битися копиями или стреляти единому на другаго, точию едиными мечьми секошася, иудеи входа ко храму римляном не попускающе, римляне же силою в тую внити желающе, крепко вси бишася, яко и бежати не бяше камо, и в след того гнати невозможно бѣ. И тако от девятаго часа нощи, даже до седмаго дня непрестанно бой зельныя быша, яко мертвыя со живыми смесишася. Сице убо римлянам Антония получена бысть.
      Бяху же тогда побиени крепкии мужие у римлян, Иулиан некий, сотник от Вифании, иже множицею множество велие иудеев един прогоняше и убивающе множайшия, его же многая храбрая и преславная дела и самому Флавию Иосифу [иже деяния сих и самовидец и описатель бѣ] случися видети, сей тогда Иулиан убиен бысть. По нем же кесарь Тит зело оскорбися, и инии мнози римских полков крепции мужие. А во иудейских полцех того же времени быша побиени сильнии мужие, иже римляном скорбь многу сотворяху, Алексас и Гифтей, от полка же Амонова Малахий некий, Иуда Мертонов сын, Иаков Сосинъ вождь [идуменский], идумейский и два брата Иаиря Симон и Иуда.
      Повеле убо Тит воином своим основания башни Антонии более перваго разламати, того ради, дабы свободный вход всему своему воинству приуготовити.
      Праздник же тогда бѣ у иудеев Ентелехисмосъ нарицаемый: и того ради праздника пригласи к себе Тит Флавия Иосифа повелевая тому, дабы шел увещати Иоанна старейшину Иерусалимскаго, понеже Иоанн яко же сам ожесточен бяше, к такому же ожесточению и прочих иерусалимлян понуждаше. Иосиф же соблюдая повеление кесарево, тече ко храму, идеже бѣ Иоанн, и пришед стал отдалеча, яко бы точию мощно слышати было глаголанная от него, и абие нача увещати того своими благоискусными глаголы, советуя ему приклонитися к повелению кесареву, а не сопротивлятися. Ибо [рече] аще не повинешися римлянам, сам со всем градом и храмом Божиим на последнее раззорение имаши приити. Иоанн убо вместо, еже бы ему послушати Иосифа, и того благорассудному повинутися совету, многими укоризнами досаждашь Иосифу: Божий бо рече градъ есть, в нем же есмы, не имать быти раззорен от римлян. Иосиф же паки глагола ему, яко многая уже раззорения Иерусалим издревле понесе, в настоящем же [рече] нынешнем последнем раззорении, кто бы его защитил от толь сильной руки римлянов, на енго же бы еси уповал, Бог, той есть тобою до зела прогневан и не с тобою, но на тя ныне есть, римлянам же во всем помогает, ни ли ти есть лучше подражателем явитися умному между древними мужми иудейскими Иехони царю, иже иногда вавилонянам на него нашедшим, доброю волею из града изиде, донележе пленен имел быти, и лучши самоизвольное пленение претерпеть со всем домом свои, неже бы имел градъ весь раззорению вдати, такожде церковь Божию сожжению, и о том своем благом деле Иехония даже до ныне между сынами израилевыми благовоспоминается. Тому убо Иоанне поревновати есть тебе прилично, и вдати градъ римлянам добрым изволением, аще же и боязнь кая предлежит тебе, не ужасайся, азъ бо первый могу умолити кесаря, да милостив явится тебе: и получиши прощение со всем градом за свое пред ним неискусство и неисправы. На мене же яришася всуе, досаждаешь, хулишь, поносишь мя, понеже истинну глаголю тебе: Бог ми есть свидетель во истинне моей, яко любовию к отечеству своему и гражданом возбуждаемый сия советую. Невеликая есть польза и мне за вашими непрестанными браньми, толь долгое время в пленении пребывати. И не видети дому моего и сродников чрез многое время. Наконец же можете видети и разсудити себе всяк поспех ваш с римлянами в бранех яко падаете непрестанно. И несть, иже бы востал и с ними управился, ими же имате церковь всю, градъ и всякое место исполнено. Римлянов же руки Сам Бог подкрепляет, и скорый тем есть помощник на всяк час, и всяку потребу. Сия убо Иосифу изглаголавшу, мнози прослезишася: свирепый же Иоанн старейшина, горее перваго гневом подвижеся на Иосифа, яти того хотящь и смерти предати, но римляне близ стоящии защитиша того.
      Малу же прешедшу времени, избежаша из Иерусалима избрании нецый и благороднии мужие, и приидоша в полки римския, их же Тит милостиво прия. И видя яко им не за обычай бѣ между воинами римскими пребывати, дабы не скорбели, в Гофну их отпусти. По отшествии же тех в Гофну, промчеся во Иерусалим, аки бы Тит убил отбежавших из Иерусалима. Еже Тит услышав, абие посла привести из Гофны иерусалимлян, их же егда привезоша, повеле кесарь со Иосифом оным обойти градъ окрест, дабы всяк видел яко живи суть и здравы. Видяще иерусалимляне людей своих живых, их же непщеваху быти избиенных, множайшии к римляном из града бежаще прихождаху, их же кесарь благодарно приемляше. Тяжко же бѣ терпети Титу, яко иудеи на совет его и повеление не преклоняются, того ради и сам Тит увещаваше их не противитися себе. Но ниже того послуша Иоанн, и исхоте избити из церкви с воинством, уже бо тогда и защищения не бѣ иудеом, едина точию церковь Божия, в той убо живяху, оскверняюще ту всякими своими злыми совершающимися тамо делы.
      Видя убо Тит непокорливых иудеев ниже мало преклоняющихся к нему, но паче перваго противляющихся, яростно подвижеся, градъ и церковь разорити; и абие избра со всех полков крепчайших мужей триста, и сим завеща в девятый час нощи стражей всех иудейских избити, всякому же полковнику, по тысячи человек вручи, и заповеда быти готовым, сам же бѣ вооружен, и хотеше с первыми тремя стами мужеми на избиение стражи идти. Но благие его советнице щадяще здравия государя своего, молиша его, дабы отложил сам идти, понеже и не прилично бѣ ему, и опасно ради малолюдства, такожде и нощнаго времяне; а избранное число воинов триста похвалиша искусных быти ратников могущих благопоспешно со стражами иудейскими управитися, сего прочее совета и моления и послуша Тит, и пребысть во Антонии с прочими всеми, а избранных воинов триста отпусти на брань, иже шедше мняху стражей иудейских спящих обрести, но не бѣ по их мнению: ибо едва точию до первыя стражи римстии мужие приидоша, и начаша тех избивати, абие иудеи вси текше бишася с теми, но мрак нощный многим иудеом препятие бысть, понеже иудеи [малыми числы, а не купно вси исхождаху вопиюще яко же им обычно есть] последи исходящии своих же прежде себе изшедших избиваху, мняще тех римлян быти, и многих своих зело избиша. Римляне же своих по щитам познавающе, никто своего порази. Дню же возсиявшу, свободнее стася иудеом: ибо уже сами себе престаша убивати, но с римляны управляхуся. Протяжеся же бой той от девятаго часа нощи, даже до пятого часа дне, и немогуще одни других одолети, престаша от боя. Римляне мнози на сем бою прославишася храбростию, и искусствы своими, иудеи же мнози благороднии и славнии падоша мертви ту, понеже дерзостию точию а не искусством коим с римляны управляхуся.
      В седмый же день римляне подвигошася ко церкви и поставльше ту полки своя начаша мосты делати ко взятию церкви приуготовляющеся, но не без великия нужды сие им бяше дело: ибо по хврастие и гать даже до ста поприщь ездяху собирати, сущим уже пустым всем местом и вертоградом иерусалимским; и егда воини римстии [идущии в лес или в вертограды на дело свое, еже бы им собирати полезная суща к строению мостов] оставляху кони своя пастися, иудеи им многия пакости деяхом. Ибо выходяще тайными исходами из града, коней от римлянов похищающе увождаху видя же великую гибель коней умный Тит умысли единаго от воинов смерти предати, занеже коня своего не храняще, и сему совершившася, ужасошася римстии воини по премногу, и исхождаху уже на дела своя, всяк с конем своим аки бы естественным союзом связан, неоставляху ни мало коней своих, идеже кто что делал, купно с ним и конь его бяше: и тако благоразумный Тит смертию единаго человека, всего воинства кони от хищных иудеев соблюде целы. Строиша же и иудеи при церкви противныя мосты, тщащеся защищати храм Господа Саваофа, но не спешно бѣ их дело, яко гладом, браньми и прочими беды бяху обремененны. Умыслиша же вои иудейстии римским стражем [иже бяху от горы Елеонъ] пакости сотворити: ибо в первый надесять час дне, мняще оных почивающих обрести, изидоша иудеи, крепко приуготовльшеся. Римляне же уразумевше их лесть, и дождавше их до своих мест, идеже стрежаху, под стену подъидоша, откуду иудеи токмо начаша являтися, абие римлян начаша поражати их смертию, и одолеша иудеов, не попустивше им ниже изшествия, бяше бо римским крепким воеводам стыд, яко того всегда и блюдоша, дабы им от иудеев не быти побежденным. Иудеи же надменни от глада гнилыми телесы своими; аще уже аки бы соннии или мертвы двизахуся, обаче видяще приближающееся храма раззорение, не преставаху от дела, и аки спящий не бодро защищения своя храму приуготовляху. Наконец убо боящеся, дабы сѣнь храма, яже с полунощи к востоку от римлян сожжена не была, того ради сами тую возгоша, совершающе по безумию своему, мняще сие благоразумным быти дело, еже самим от себе быти раззоренным и сожгоша иудеи сѣни, тогда двадесять лактей. Прешедшим же двоим днем по сожжении том, в 24 день иулия римляне вторую сѣнь зажгоша, изгоре до четырехнадесять лактей. Иудеи же, аще им и можно бѣ сѣнь тую угасити, обаче не радеша о том; при храме же непрестанныя бяху брани: ибо противо исходящих оттуду римляне ополчахуся и убиваху многих.
      Во Иерусалиме же тогда неизреченный бѣ глад: ибо идеже бы аще следы брашна в коем дому помянулися, то всем усердием готов бѣ всяк отъяти себе то, аще бы и душу свою зато положити тамо требе было, не пощадел бы тоя, понеже зельным гладом утружденны все, аки соннии из двора во двор прехождаху, ядяху же всякия необычныя вещи: ибо кожи и подошвы и всякия ризы ядоша, аще и не в сытость бяшь им то, обаче и сия за великую цену купивше питахуся теми, и скотский гной со прочими сквернами всем в сладость тогда иерусалимляном бяше, а еже всем чуднее, яко толь избранному народу иудейскому, иже необыкль никоих терпети нужду издревле, того Тит всякия понести беды научил совершенно.
      Жена некая из за Иордана реки, Мария именем, Елиазара дщерь от села Ветезовра (прим: Бэт-Эзоб) [еже знаменует дом иссопа] родом и имении своими знаменитая, со многими иными купно нашествия ради римлян, ушедши во Иерусалим, пребываше во обсѣдении, сяже имения ина мятежницы разграбиша, а иная брашна себе купующи сама из Дерфа: понеже вся, яже на пищу, великою ценою продавахуся во Иерусалиме. Мятежницы же сей жене великое озлобление творяху во всем, а наипаче в том, яко еже она себе приуготовляше ясти, то крамольницы приходяще поядаху все в сем же озлоблении сущая жена зельным гневом яряшеся непрестанно, поносила свирепым мятежником, яко тако не праведне обидят ю, поядающе брашна ея на всяк день, но вселютии мятежницы, непреставающе стужаху той. Напоследок оскудевшей жене той всеми, и неимущей чим питатися отнюдь бысть же у жены тоя на руках возлюбленный сын ея его же дояше, [и дояши того сын ея его же] и доящи того в горести души своея яко зельным гладом таема бѣ, прорицала пакостников своих, яко расхитиша имения тоя, и рвением зельная дышущи жена, разъярися на любимаго сына своего глаголющи: сыне мой! Доимый ныне мною, коея отрады имаши ждати, и кому тя имам растящи блюсти; ибо аще римляном пленник будеши, имаши быти тем в порабощении великом, между мятежниками ли жити будеши, то горьше римлян обидети тя имут; лучши убо мне матере твоей рождшей тя, а сущей в несносном гладе буди в последнее насыщение. И абие закла отроча свое и пол того испече. И яде, и насытися. Услышвше же мятежницы обычно бывающии от печенаго мяса дух, скоро побегоша аки пси гладни, мняху бо обычную снедь некую уготованную быти. И егда на двор притекоша, и се жена сама представи им пищу свою, ядите, рече, мясо печеное сына моего, не имам бо уже что ино ясти, сущи разграблена вами. Мятежницы же ужасошася вси, видяще новое быти сие, еже матерь самой сына своего заклати, и сташа крамольницы надолзе, не ведуще что глаголати; жена же паки рече им: ядите грабителие имений моих, ядите поядатели брашен моих, ибо не имате что ино ясти у мене, но еже сама убих и ядох, и насытихся в последней алчбе моей, сие точию последнее брашно обретается у мене, и присутствующим им вторицею яде жена сына своего еже видяще похищающии, устрашишася и побегоша из двора, едва точию сию жене пищу отставльше свободну.
      Егда же сие услышано бысть по всему Иерусалиму, вси ужасошася о приключившемся, и прехождающе о сем токмо и разглагольствоваша, и всяк себе тогожде чаяше, или прочиих людей ясти, или сам от тех снеден быти, понеже глад от дни до дни умножашеся.
      Скоро же сие возвещено бысть и римляном, еже слышаще инии не вериша, инии же соболезноваша иудеом, жалеюще человеческаго рода напрасно погибающа. Тит же Бога моляще, дабы иудеом мир подал, а римляном отпустил, яже пред иудеи погрешиша, но иудеи недостойны бяху милосердия Божия за едино сие токмо. Яко Храм Божий сами своим изволением начаща жещи, его же и Тит обещася им цела сохранити. Достойни убо быша вправду иерусалимляне вместо мира, браней, вместо согласия, матежев и крамол, вместо богатества, скудости, вместо сытостей глада. Рожденным же от себе питатися не матери достойны, но отцы быша, понеже забыша Бога спасающего их, и не ходиша во след повелений Божиих, но в мятежах своих повседневно упражняющеся, на конечныя пагубы градъ свой и землю приведоша.
      Во осмый убо день месяца августа, егда мосты два на то приставленные полки завершиша, тогда повеле Тит таранами бити в стену храма внешняго от западныя страны, биющым же им чрез шесть дней непрестанно, изнегомущым сокрушити, величество бо камений в стене той сущее, вся силы таранов пресвосходяше. Инии же полунощных врат основания подкоповаху, и велий труд подъемше, едва внешнее токмо камение отвалиша, на внутренных бо врата утвержденны бяху.
      Не могуща же ничто римляне подкопами доспети, лестницы приделаша к стенем храма. Иудеи же боящеся да не пленят их, начаша битися с римляны, и многих поражающе римлян с лесниц метаху и мечьми убиваху. Едину же лестницу на строну со многими римляны повалиша, и тех смерти предаша, и знамена многая от римлян похитиша иудеи, и воинов, иже при знаменах восходиша на лестницы, избиша многих, прочии же немогуще стерпети устремлений иудейских, яшася бегу, с лесниц бо начаша сходити.
      Тит же видя гибель велию воинов, повеле огни при вратех храма возгнетити. И се два изрядные воины иудейския от полка Симона старейшины приидоша к Титу, мняще у того прощение получити: но Тит слышащь тех противо граждан иерусалимских великое немилосердие, повеле обоих убити. Бяше имя единому Анан, а второму Архелай, но попя милосердствова о тех же, животом бо их дарова вместо смерти. Сущу же возгнетену огню во вратех Церкве, егда токмо от зельнаго жара растаяся сребро и злато. И истече на землю, древо на нем же сребро бѣ, скоро нача горети, и от врат тех сѣнь разгореся, а от тоя сѣни вторая сѣнь зажжеся, и тако сѣнь от сѣни зажигающеся все гореша, и бысть пожар велик зело. Иудеи же сущии во храме видяще себе окруженных огнем, бяху аки мертви от страха.
      Во вторый же день по зажжении сѣней церковных, и не угасшу огню, умилосердися Тит над церковию Божиею, и повеле воинам своим угасити пожар сущу же угашенну пожару, созва Тит воевод своих, и советова со всеми теми, раззоряти ли им Храм Божий, или Того цела сохранити, и ста совет на том, яко лучши есть того цела сохранити. Первый убо день, по бывшем пожаре, прейде без брани, сущи бо иудеи утружденни и престрашенни пожаром, отдыхаху день един, во утрие же по бывшем совете, и се иудеи внезапу из церкве на брань изидоша. И бяше бой велик зело даже до пятаго часа дня. В пятый же час иудеи, давше хребет римляном, убегоша паки во храм. Тогда убо Тит прогневася на иудеев, заповеда всему воинству своему накрепко, дабы во утрее всеми силами готовы были на раззорение церькве: понеже, рече, утре десятый есть день месяца августа, того ради прилично есть раззорити его: зане и вавилонский царь, егда иерусалимскую церковь раззоряше, в 10 день августа сожже оную. Потщимся [рече] убо и мы, и во утрее царю вавилонскому последуим, и раззорим церковь Божию смиряюще гордых и жестоковыйных иудеов, да прочее не превозносятся.

[при сем в печатной приобщена карта личная, по коей же напечатано: горит храм Божий, падут стены града, и малым детям не бѣ ту отраде. Мечем, огнем вси горце погибают, за смерть Христову месть восприемлют.]

[по сим в печатной приобщена личная карта, по коей напечатана в верху той карты: звезда, в воздусе, в чудеси на земли, явлена гибель сему всяк внемли, тацы бо знаки егда где бывают, творяща все Бога гнев к людем являют:
Под тою картой описание вещей оной толковати:
1.Воинство на воздусе. 2. Врата храма сами отверзошася. 3.Крава родньшая агнеца. 4. Исус Анаанов. 5. Комета.]

[Сия бо убо собрана суть в кратце из книги "6-я о иудейской войне история Иосифа Флавиа иудеанина. Петр же Опмеэръ историк пишет сокращенно сице.]

      Алстедий же Иоанн исчисляет при Иерусалиме погибших иудеов сице: Тит Веспасиан апреля в 14 день облеже Иерусалим градъ, егда на праздник Пасхи стекошася иудеев три миллиона, и шесть сот тысящь. Глад велий осилел, яко часто во един день умираху по десяти тысящь и множае, а в неделю по шестидесять тысящь. Сквозь едины токмо врата изнесено бысть мертвых, стопятьнадесять тысящь, чрез стены извержени быша щесть сот тысящь, и многи тысящи в домех непогребени оставшася: безчисленнии еще иудеи падоша в сокровенных местах, и на вылазках, Храм в 10 день августа зажжен, и в нем осмь тысящь шесть сот человек жидове, убито да шесть тысящь сожжены быша.
       Септемврия в 7 и в 8 день весь градъ в нуждниках потоплены, девяносто семь тысящь в плен отведены, безчисленни зверем повержены, премнози на тридесятих сребреницех проданы быша.

[В печатной к сему приобщена личная карта под оною напечатано: увы коль страшно и слезно смотрети, егда матерь ястъ своя родны дети.]

       Паки в лето 114 по Христе в 17 лето Троиана кесаря начаша жидове бунтовати имуще начальника себе Баркхаба, отонуду же весьма изтреблени быша. Во Египте, в Месопотамии, в Палестине, и инде безчисленныя тысящи тогда погибоша, во едином Египте избиено их двести тысящ: Адриан изби больше пяти сот тысящь иудеов, градов крепких пять сот, сел знаменитых девять сот осмдесят пять раскопа и со землею сравнял.
       Нам же от сея истории навыкнути есть, коль праведен Господь, и правы судьбы Его, яко за преступление Закона Святаго Сего, не пощаде и Сына Своего возлюбленнаго, его же паче всех любяще, столпом бо огненным и облачным из неволи сквозе море проведе немокрыми ногами, хлебом небесным напита, водою чудесною напои, землю точащую мед и млеко в наследие дарова, премноги им цари покори великими чудесы.
       Обаче по Своему неложному словеси не остави камене на камени, и самих по вселенней расточи, яко да на сие ужасное наказание Божие последороднии зряще, Заповеди Его преступати убоимся, но от всего сердца и помышления Всетворцу нашему служаще день и нощь, Заповедем Его последовати не словесы но самыми делы потщимся: самому Господу чрез пророка глаголющу, аще хощет, и послушайте Мене, благая земли снести, аще же послушаете Мене, мечь вы поятъ. Уста бо Господни глаголаша сия.
       Но от сея древния плачевныя истории поступим до другия аще и меншея леты, обаче подобныя сей бедами повести.

СПРАВКА:
1 Никополь - пригород Александрии, основан императором Августом в честь окончательной победы над Антонием.
2 Поприще - путевая мера. В данной книге, поприще равно одной римской стадии - около 185 м.
3 Танин (Танис) - древнеегипетский город, на восточном рукаве Нила.
4 Пелусий, Пелусия - древнеегипетский город и крепость на крайнем востоке дельты Нила. В 30 километрах юго-восточнее нынешнего Порт-Саида.
5 Елеонская гора - возвышенность, тянущаяся с севера на юг напротив восточной стены Старого города Иерусалима, по восточную сторону Кедронской долины.
6 Гиппикос. (Гиппик) Башня была названа Иродом в честь друга и полководца Гиппика.
7 Фасаелон. (Башня Фазаила) Башня была названа Иродом в честь его брата Фазаила
8 Мариаммес. Башня Мариамна, была названа Иродом по имени своей жены.
9 Локоть (др. евр.) - 0,435 метра [2 пяди, 6 ладоней, 24 пальца]

2022.02.22